Шмелёвские чтения - Крым|Новости культурной жизни
Доклад на Научно-практической ассамблее «Литература без границ», посвященной жизни и творчеству выдающегося русского православного писателя Ивана Сергеевича Шмелева.
Геннадий Дорофеев:
Уважаемые участники Конференции!
Своё краткое выступление я хочу предварить небольшим пояснением, почему я вышел к этой трибуне. Старые участники Шмелёвских чтений, наверное, помнят меня как человека с фотоаппаратом. В течение многих лет я безмолвной тенью ходил между рядами с большим Canon`ом, щёлкал затвором, стараясь остановить «прекрасные мгновения» наших конференций. Затем из этих фотографий составлялись большие фоторепортажи, которые публиковались на сайтах «Вера и Время» и «Шмелёвские чтения». Из них сложилась своего рода летопись Шмелёвских чтений и Ассамблей, которую можно увидеть на этих сайтах. И если я сейчас выступаю перед вами с сообщением, то не оттого, что сменил амплуа, хотя мне и самому случалось писать в прессе об Иване Сергеевиче, когда недруги обрушивались на него с нападками.
Но сейчас мне выпала печальная миссия – завершить важный этап творческой, исследовательской работы другого человека, поставить в нём точку.
Я выступаю от имени одного из старейших участников Крымских международных Шмелёвских чтений.
Татьяна Ивановна Петракова, доктор педагогических наук, профессор, президент общественного объединения «Алтарь Отечества», председатель Ассоциации учителей Православной культуры города Москвы, академик Международной Славянской академии наук, образования, культуры и искусства, член Союза писателей России. Главный редактор педагогического портала «Вера и Время». Её титулы и звания можно перечислять ещё долго, но для многих, кто её знал, всё можно описать двумя словами – Человек и Педагог. Всё с большой буквы. В эпоху, когда и в науке, и в педагогике, и даже в медицине возрастает роль т.н. «эффективного менеджмента», задача которого – стремиться зарабатывать как можно больше денег, она, известный и глубокий учёный, делала на практике только то, чему призвана служить педагогика – учила людей различать добро и зло. Учила творить добро. Во всём – в образовании, в вере, в искусстве, в путешествиях, и, конечно же, в литературе она находила и повод, и возможности для призывов к разумному, доброму, вечному. В этом состояла её жизненная миссия.
Она была бессменным ведущим педагогической секции Шмелёвских чтений, неоднократно выступала и на Пленарных заседаниях. До восторга любила Алушту, её музеи, сами Чтения и особенно людей, которые наши Чтения творили. Тяжёлая болезнь не позволила ей закончить очередной доклад, который она готовила со всей тщательностью талантливого исследователя, проанализировав именно с педагогической точки зрения несколько десятков образов из повести Ивана Сергеевича Шмелёва «Лето Господне», о чём говорят сделанные ею наброски.
Практически до самого конца она не оставляла свою работу, очень надеялась сама представить её в этой аудитории. Сейчас, с вашего позволения, я зачитаю её обращение к участникам Чтений и анонс самого доклада:
УВАЖАЕМЫЕ ОРГАНИЗАТОРЫ ЧТЕНИЙ, ДОРОГИЕ КОЛЛЕГИ!
Разрешите приветствовать вас из Москвы – города, где прошли, наверное, самые лучшие, детские золотые годы Ивана Сергеевича Шмелёва.
Сегодня хочется выразить особую благодарность Алуште, музею, его руководству и сотрудникам, Оргкомитету – энтузиастам, которые в столь сложное время, в сложной обстановке сумели продолжить традицию и организовать торжества в честь великого русского писателя. Это просто подвиг.
Сегодня мы не можем не вспомнить пламенного Валерия Петровича Цыганника, первого директора Музея Шмелёва, приветствовать его самоотверженную соратницу, верную спутницу на жизненном и профессиональном пути Людмилу Игнатьевну, и отдать им должное поклонение – так же, как учёным, работникам образования и культуры, священникам, которые стояли у истоков этого великого по значению музейного проекта.
Моё выступление на Чтениях этого года посвящено женским образам в повести И.С. Шмелёва «Лето Господне». И это, наверное, неслучайно: без женской заботы, доброты, любви, без её мудрости, терпения, сердечности, ласковых и умелых рук не было бы Шмелёва, писателя мирового масштаба, не было бы и Музея его имени в Крыму, и сегодняшнего Праздника. И, конечно, не был бы «выписан» писателем с такой любовью славный, светлый образ мальчика Вани – главного героя повести, который стремится стать святым.
К сожалению, я не смогла приехать на Чтения из-за тяжёлой болезни, поэтому полный текст моего доклада будет выслан в адрес Оргкомитета, а сегодня мне хотелось бы ограничиться анонсом. Итак, женские образы повести…
Прабабушка Устинья. Хотя она уже умерла, без обращения к её «наставкам», заветам не обходится, кажется, почти ни одна глава повести. Она является той «скрепой», через которую из поколения в поколение передаются обычаи, нормы поведения, взгляды, вкусы, позволяя сохранить традиции, дом, род и его самобытность.
Суровая, строгая матушка Вани, главного героя повести, к которой он относится с почтением, верная спутница своего супруга, отца главного героя.
Ласковая, добрая, заботливая, спокойная, «светлая» («будто тихий свет»), всех любящая и всех жалеющая молоденькая сторожиха-банщица Анна Ивановна. Её любовь и её руки поддерживают Ваню в самые трудные минуты его детства – болезни и смерти отца.
Совсем другой образ – некрасивая, в бородавках, кривая (глаз «выхлестнули за веру турки», когда она ходила пешком на Святую Землю, в «Ерусалим» – пострадала за веру) старшая банщица Полугариха. И хотя она язвительная, спорливая, но Горкин, главный наставник Вани, уважает её за благочестие.
Богомольная, рассудительная, почтенная, рукодельная, нищелюбивая старшая банщица Домна Панфёровна знает все святыни Кремля, как свои собственные домашние святыньки («святости»), соблюдает все православные обычаи. И хотя она упряма и «ужасная спорщица», Домна Панфёровна является близким человеком для Вани и Горкина (они вместе ходили к «Троице»), служит примером для мальчика и окружающих её людей.
Образы Полугарихи и Домны Панфёровны дают возможность поразмышлять над словами одного из авторитетных священников, что Бог смотрит не на характер, а на сердце человека.
Горничная Маша – весёлая, красивая, здоровая, румяная («пышка», «розы на щеках»), крестница Горкина, она своя в доме, участвует во всех домашних делах. У неё самобытная, яркая речь. Маша – близкий и, пожалуй, незаменимый человек для Вани, потому что она искренне любит его, жалеет, называет ласковыми именами: «дусик», «глазастенький», «шутёнок», «счастье моё миндальное». И мальчик, как это и должно быть, отвечает ей любовью на любовь: «Я смотрю, как смеются её глаза – ясные миндали, играют на них синие зрачки-колечки… и губы у ней играют, и за ними белые зубы, как сочные миндали, хрупают. И вся она будто миндальная».
В повести множество других женских образов: строгая, но сердечная сестричка Сонечка, сестра Ваниного отца заботливая образованная тётя Люба, нянька Домнушка, «кормилка» (кормилица) Настя, «премудрая», «вроде юродная» Палагея Ивановна, которая «судьбу видит», и «старуха», жена Михал-Иванова, и Пашенька-преблаженная, худенькая и юркая, и заботливая, жалостливая, богомольная кухарка Марьюшка, и монахини, и банщицы, которые искренне уважают и любят отца Вани – «хозяина благого», и Катерина Ивановна, которая после того, как у неё прогорела торговля лесом, по милосердию «предалась для нищих» и которой Господь «такого сынка послал – на небо прямо просится, одни только ноги на земле»…
Все эти женские лики вносят свою «краску» в партитуру женских образов повести «Лето Господне», влияют на становление мальчика, его стремление к святости, на формирование характера Вани и его мировоззрения. Ни без одного из них нельзя обойтись. Как писал сам И.С. Шмелёв: «…в той комнатке с лежанкой, думал ли я, что все они ко мне вернутся, через много лет, из далей… совсем живые, до голосов, до вздохов, до слезинок, – и я приникну к ним и погрущу!..».
Известно, что в воспитании мальчиков главную роль должны играть и традиционно играли мужчины: воспитание мужественности, смелости, ответственности, решительности, знакомство с профессиями и трудовое воспитание, воспитание благородства и великодушия, приобщение к основам «высших смыслов» бытия... Но без женщин с их мягкостью, нежностью, заботой, вниманием к мелочам, интуицией, чуткостью, терпением, женской мудростью обойтись никак нельзя. «Сокровенный сердца человек» (1 Пет., 3:4) предстаёт у Шмелёва в образах женщин, и мы, как и мальчик Ваня, не можем не поддаться их влиянию и обаянию.
Этими словами Татьяна Ивановна обращалась к участникам Шмелёвских чтений.
У неё были большие планы на будущее. Среди оставшихся материалов – наброски исследования о мужских образах, проекты статей, докладов, выступлений. Ей не удалось завершить всё задуманное, как не удаётся это почти никому. Мы не знаем точно, кем бы стал Алёша Карамазов – святым мучеником или революционером-террористом. Остались неисполненными многие планы Пушкина, Толстого и самого Ивана Шмелёва. Таковы законы этой жизни, и лишь один всеведущий Господь знает, в какой момент кого нужно призвать к себе. Что не доделали одни – должны продолжать делать другие. Соммерсет Моэм в книге «Острие бритвы» приводит фрагмент стихотворения поэта Уолтера Лэндора: «Жалел людей, врагов я не имел. Любил природу, в песнях славил Бога. Я у камина жизни руки грел, огонь погас, и мне пора в дорогу». Огонь каждого из нас когда-то гаснет, но камин жизни должен продолжать гореть усилиями других и новых людей до положенного Богом предела. А ушедшим раньше – вечная память. Вечная память тем, кто смотрит на нас уже из другого мира…
Спасибо за внимание и терпение.
Источник: Шмелёвские чтения / Вера и Время
|